Сразу после рождения Александр был взят у родителей своей бабкой
императрицей Екатериной II, которая намеревалась воспитать из него
идеального государя, продолжателя своего дела. В воспитатели к
Александру по рекомендации Д. Дидро был приглашен швейцарец Ф. Ц.
Лагарп, республиканец по убеждениям. Великий князь рос с романтической
верой в идеалы Просвещения, сочувствовал полякам, лишившимся
государственности после разделов Польши, симпатизировал Великой
французской революции и критически оценивал политическую систему
российского самодержавия.
                           
Целых тринадцать лет, с 1783 по 1796 год, Лагарп прививал Александру
"свой дух, свои идеи и планы". Какой это был дух, какие идеи и планы
можно видеть из того, что когда началась французская революция, "Лагарп
с великим интересом следил за ее развитием, но, мало того, он начал
принимать в ней активное участие, какое только можно было из далекого
Петербурга: он писал во французской печати статьи, дискутировал и
полемизировал..."
А Екатерина II читала своему любимому внуку вслух французскую
конституцию 1791 года, объясняя ему ее по параграфам.
Результаты этого республиканского воспитания отразились самым
трагическим образом, как на мировоззрении Александра I, так и на судьбе
России.
"Юный Александр, - пишет С. Платонов, - вместе с Лагарпом мечтал о
возможности водворения в России республиканских форм правления и об
уничтожении рабства". "...В умственной обстановке, созданной Лагарпом,
- пишет С. Платонов, - Александр действительно шел в уровень с веком и
стал как бы жертвою того великого перелома, который произошел в
духовной жизни человечества на рубеже XVIII и XIX столетий. Переход от
рационализма к ранним формам романтизма сказался в Александре сменою
настроений, очень характерною. В его молодых письмах находим следы
политических мечтаний крайнего оттенка: он желает свободных учреждений
для страны (Constitution Libre) и даже отмены династического преемства
власти; свою задачу он видит в том, чтобы привести государство к
идеальному порядку силой законной власти и затем от этой власти
отказаться добровольно. Мечтая о таком "лучшем образце революции,
Александр обличает в себе последователя рационалистических учений XVIII
столетия. Когда же он предполагает, по отказе от власти уйти в
сентиментальное счастье частной жизни "на берегах Рейна" или
меланхолически говорит о том, что он не создан для придворной жизни, -
перед нами человек новых веяний, идущий от рассудочности к жизни
чувства, от политики к исканию личного счастья. Влияние двух
мировоззрений чувствуется уже в раннюю пору на личности Александра и
лишает ее определенности и внутренней цельности".
Екатерина II заставила его прочитать французскую Декларацию прав
человека и гражданина, и сама растолковала ему ее смысл. Вместе с тем в
последние годы царствования бабки Александр находил все больше
несоответствий между декларируемыми ею идеалами и повседневной
политической практикой. Свои чувства ему приходилось тщательно
скрывать, что способствовало формированию в нем таких черт, как
притворство и лукавство. Это отразилось и на взаимоотношениях с отцом
во время посещения его резиденции в Гатчине, где царил дух военщины и
жесткой дисциплины. Александру постоянно приходилось иметь как бы две
маски: одну для бабки, другую для отца. В 1793 его женили на принцессе
Луизе Баденской (в православии Елизавета Алексеевна), которая
пользовалась симпатией русского общества, но не была любима мужем.
К содержанию
|